После обеда – безусловно, шатобриан на двоих и бутылка французского вина двенадцатилетней выдержки за 250 долларов, – Джефферсон Броуди усадил миссис Линкольн вместе с ее изумительным экземпляром бюста в свой "мерседес" и отвез в свое скромное жилище в Кенвуде стоимостью 1,6 млн. долл.
Он провел ее по дому, произнося названия принадлежавших ему вещей так, будто это названия диких и опасных животных, которых ему удалось добыть в далекой Африке, пользуясь одним лишь копьем. Майолика Россели, расписанные маслом панели, итальянская кожаная мебель, джезурумские кружевные покрывала и скатерти, два подлинных чиппендейловских кресла, яйца Фаберже – все это его трофеи, и не будет преувеличением сказать, что он их любил.
После экскурсии он привел ее обратно в свой кабинет, где приготовил напитки, для нее – водку с тоником, для себя – виски с содовой. В полумраке под звуки мелодии Дворака, доносившиеся из динамиков "Клипш", Т. Джефферсон Броуди нежно поглаживал бедра вдовы и целовал ее чувственные губы.
Минуты через три, после трех глотков виски, он уснул, пролив остатки выпивки себе на брюки и на кашмирский ковер.
Миссис Броуди с трудом освободилась от его обмякшего тела и включила свет. Она застегнула бюстгальтер, поправила одежду и после этого позвонила по телефону.
Когда Джефферсон Броуди проснулся, солнце уже светило в окно. Он зажмурился от яркого света и попытался пошевелиться, отчего голова буквально раскололась надвое. В голове что-то ухало, как огромный барабан, хуже он еще никогда в жизни себя не чувствовал.
– Боже мой...
Он попытался собраться с мыслями. Дебора Линкольн со своей величественной грудью... она была... нет, она здесь. Здесь! В доме. Они целовались, а он рукой... и ничего! И больше ничего. В голове пусто. Это все, что он мог вспомнить.
Который час?
Он пошарил по руке. Часов не было.
Ролекс! Ролекса не было!
Т. Джефферсон Броуди открыл глаза и заскрипел зубами от боли в голове. Часов не было. Он осмотрелся вокруг. Телевизор и видеомагнитофон исчезли. Там, где стояли динамики "Клипш", остались одни провода. Его бумажник лежал посреди ковра, пустой. О, Боже...
Он проковылял в столовую. Дверцы китайского шкафчика распахнуты настежь, а сам шкафчик пуст! Китайский фарфор, серебро и хрусталь – все пропало!
– Меня ограбили, – прорычал он. – Мать вашу, проклятье, меня ограбили!
Он бросился в гостиную. Яйца Фаберже, гравюры, все достаточно мелкое, чтобы можно было унести, пропало!
Полиция! Он вызовет полицию. Он бросился на кухню к телефону.
Поверх телефона лежала раскрытая газета. Он отбросил ее в сторону и поднял трубку, пытаясь сосредоточиться на кнопках.
Какое-то красное пятно на газете привлекло его внимание. Красным цветом была обведена фотография толстой, безвкусно одетой чернокожей женщины. Красный круг – губная помада! Он наклонился поближе. Вчерашний номер "Пост". Под фотографией надпись: "Миссис Джадсон Линкольн, в Национальном аэропорту после похорон своего мужа, выразила сомнения по поводу происхождения многочисленных пожертвований, сделанных ее мужем, коренным жителем округа, населению Вашингтона".
– Давай по порядку, Ти. Ты заплатил этой женщине, про которую думал, что она миссис Линкольн, четыре сотни кусков. Ты сводил ее пообедать. Она подсунула тебе какую-то гадость и обчистила весь дом?
– Да, Берни. Бумаги, которые она подписала, не имеют силы. Это подлог. Я не знаю, кто она, черт побери, но я сижу тут и смотрю на фотографию миссис Линкольн во вчерашней газете, и вижу, что та проститутка, которая подписывала вчера бумаги и увела мои деньги – это не она.
– И что, у нее хорошие сиськи?
– Да, но...
Берни Шапиро пронзительно засмеялся. Его хихиканье вызывало тошноту, особенно если вы с похмелья после "Микки Финна". Броуди отодвинул трубку подальше от уха. Шапиро смеялся и фыркал, пока не закашлялся.
– Послушай, Берни, – возмутился Броуди, когда Шапиро прекратил кашлять, – это вовсе не смешно. Она свистнула ваши деньги.
– Ну нет, Ти. Она увела четыреста тысяч у тебя! Мы дали тебе наши четыреста тысяч, чтобы ты купил эту проклятую компанию, и тебе следовало получше обращаться с ними. У тебя сорок восемь часов, Ти. Я жду документы о передаче титульного права на эту компанию у себя на столе в течение сорока восьми часов. И лучше если их подпишет настоящая, bona fide, миссис Джадсон, вдова Линкольна. Ты еще меня слушаешь?
– Да, Берни. Но хорошо бы, если бы ты помог мне поймать эту черномазую суку и вернуть деньги.
– Ты не вызывал полицию, не так ли?
– Нет, я подумал, что сначала не мешало бы потолковать с тобой.
– Хорошо, наконец-то ты сделал хоть один верный шаг. Я подумаю, как помочь тебе поймать эту стерву, но тем временем ты займись делом Линкольна. Я не собираюсь повторять.
– Конечно, конечно, Берни.
– Расскажи-ка, как выглядела эта женщина.
И Броуди рассказал.
– А этот адвокат, что был с ней, как выглядел он?
Броуди описал Джеремию Джоунса вплоть до шнурков и скверных зубов.
– Я подумаю над этим, Ти. Поспрашиваю кое-кого. Но у тебя только сорок восемь часов.
– Да.
– Только не делай глупостей. – Связь прервалась.
Джефферсон Броуди положил трубку, поднял пузырь со льдом и аккуратно приложил его ко лбу. Это немного помогло. Пожалуй, надо еще выпить три таблетки аспирина.
Надо полежать несколько часиков. Вот так. Ноги кверху.
Но сначала он прошелся по дому, в который раз выясняя, что пропало. Если он когда-нибудь встретит эту дешевку, он убьет ее. Может, после того, как он закончит дело Линкольна, ему удастся уговорить Берни возбудить к ней иск.