– Тех людей приведите ко мне в кабинет, а джентльмена проводите к его жене. – И он пригласил женщин пройти с ним.
Когда все устроились у него в кабинете, он послал Тоуда за кофе. Йоук бесшумно сел за соседний стол.
Женщина помоложе начала всхлипывать. Ее звали Фулбрайт.
– Я знаю, вы не виноваты, – сказала она, но это выше моих сил, все эти наркотики, безработица, школы, которые ничему не учат. Кем они вырастут, живя среди всего этого, я вас спрашиваю?
– Я не знаю.
В воздухе повисло тягостное молчание, которое прерывалось лишь сдавленными рыданиями миссис Фулбрайт. Джейк не знал, что сказать, и машинально посмотрел на Йоука, в надежде на его помощь. Журналист ответил ему сочувственным взглядом, но ничего не сказал.
Тоуд принес кофе как раз перед тем, когда солдаты ввели в комнату двух мальчишек, закованных в наручники.
– Сейчас мы отпустим вас, ребята, – сказал Джейк, – потому что мама и бабушка настолько любят вас, что готовы были рисковать жизнью ради того, чтобы добраться сюда. У вас может не хватать денег, но зато у вас есть нечто, чего не купишь ни за какие деньги, – люди, которые вас любят.
Оба юнца чувствовали себя неловко и выглядели смущенными. А, какой толк из этих проповедей, подумал Джейк. Но если их удастся спасти?
– Тоуд, когда леди допьют свой кофе, отвези их домой.
– Боже мой, Танос, зачем ты пришел?
– Я...
Она закрылась рукой, чтобы он не мог видеть ее лицо. Он убрал ее руку. Она плакала.
– Тебе не следовало приходить, – прошептала она. – О, мой Бог, Танос, посмотри, что я с собой сделала.
В комнате, где ее содержали, находилось еще пятеро женщин. Воняло блевотиной и мочой. На полу валялось с полдюжины грязных матрасов. Мебели никакой. Элизабет, скрючившись, сидела на матрасе, вся ее одежда была в грязи.
– Прости меня, Танос. Прости.
– Это первый шаг по дороге домой, Элизабет.
– Я чувствую себя омерзительно. Как же я опустилась! И я сама забралась в эту сточную канаву. Как ты можешь даже смотреть на...
– Ты хочешь домой? Без кокаина?
– Я не знаю, смогу ли! Но почему ты... Разве ты не знаешь, что я натворила? Разве ты не знаешь, почему я здесь?
– Я знаю.
Она вырвала свои ладони из его рук и закрыла ими лицо.
– Пожалуйста, уходи, ради любви к дочерям!
Лиаракос поднялся и постучал в дверь.
– Сэр, я хотел бы забрать свою жену домой, – Лиаракос стоял перед столом Графтона. Джейк заставил себя взглянуть ему в лицо.
– Прекрасно, – сказал он. – Где вы живете?
– Эджмур.
– На другой стороне парка Рок-Крик?
– Да.
– Джек, найди, пожалуйста, Тоуда. Передай ему, что у него на два пассажира больше. Поезжайте с ним, мистер Лиаракос.
Лиаракос повернулся, чтобы уйти. Затем возвратился.
– Спасибо, я...
Но Джейк сделал ему знак рукой, чтобы он уходил.
Минут через десять Йоук вернулся.
– Все уехали с Тоудом, – сказал он и сел на стул, стоявший рядом со столом Джейка.
– Вы знаете этого человека?
– Какой-то Ли... Я забыл.
– Танос Лиаракос. Он адвокат, защитник Чано Альданы.
– У каждого свои проблемы, – сказал Джейк Графтон и углубился в свой доклад. Кожа обтянула его скулы, глаза, казалось, провалились в глазницы еще больше.
– Вы ведь знали об этом, когда впервые его увидели, не так ли?
– Вы зануда почище Таркингтона. Пойдите, найдите себе какое-нибудь дело, а?
Йоук неохотно поднялся. Несколько секунд его взгляд бесцельно блуждал по комнате. Затем он вышел и направился по коридору к столу, где солдаты регистрировали задержанных.
Дождавшись, пока сержант оформил двух вновь прибывших, он спросил:
– Миссис Лиаракос. Кто тот человек, которого задержали вместе с ней?
– А, у меня здесь записано. – Сержант полистал свой журнал – зеленую амбарную книгу в картонной обложке. Наконец, нашел.
– Парень отказался себя назвать. Но по его бумагам значилось, что он некто Т. Джефферсон Броуди, адвокат, если этому, конечно, можно верить. Три часа назад. Он в четвертом отсеке, если желаете с ним поговорить. Сержант неопределенно махнул рукой куда-то влево.
Многие арестованные до сих пор находились в состоянии наркотического или алкогольного опьянения и поэтому отличались воинственным настроением. Они орали, метались, выкрикивали непристойности. От человеческих испарений воздух стал тяжелым. Йоук старался реже дышать.
Он заглянул в четвертый отсек, отделенный от общего зала ограждением высотой в полчеловеческого роста, с грязным цементным полом: раньше его обычно использовали для ремонта автомобилей. Теперь в отсеке содержалось несколько дюжин мужчин, прикованных цепями к ограждению и батареям.
Напротив них, через коридор, располагался другой отсек, в котором находились женщины. Они сидели спиной к мужчинам.
Йоук не узнал Броуди. Одетый в грязный синий костюм, адвокат сидел на полу, пытаясь сорвать со своих запястий цепи, что есть мочи выкрикивая в сторону женского отсека:
– Ты, гребаная курва! Я голыми руками выверну тебя наизнанку! Ну, погоди, стерва! Пусть это будет последнее, что мне удастся сделать, когда я отсюда выберусь!
Один из солдат приблизился к нему с выражением отвращения и ненависти на лице.
– Эй, ты! Луженая глотка! Я тебе последний раз говорю. Заткнись!
– Эта курва ограбила меня, – взвыл Броуди. – Я...
– Заткнись, тупорылый, или я заткну тебе глотку. Ты слышишь?
Броуди замолчал. Он не сводил взгляда с женского отсека. Через минуту он с отвращением сплюнул и сел. В преисподней вряд ли окажется хуже, чем здесь, подумал он и вздрогнул от этой мысли.